"Философские повести" Вольтера великолепны!

---

Как всё поменялось...

Теперь буржуины на стороне красных, а пролетарии всех стран - за белых.

Парадокс...

---

www.greatstalin.ru/ - интересный сайт о Сталине

@темы: история, исторические личности

---

Книги о Павле Первом

@темы: история, исторические личности

---

Он ещё и из князьёв!!!

karavan-plus.livejournal.com/347962.html

Владимир Путин - потомок князя Михаила Тверского и княгини Анны Кашинской и родственник всех королевских фамилий Европы.

Все, все работают на его пиар))

@темы: исторические личности, аффихетть

---

КПЛО в своём репертуаре))))

kplo.ru/content/view/1790/5/

Я немножечко подправил там несколько слов и получил вот это:

ДД с полным доверием относится к информации Республики Корея о том, что боевые действия спровоцировала Корейская народно-демократическая республика, подстрекаемая кликой военных. Подобная авантюра, по моему глубокому убеждению, только ускорит падение антинародного прогнившего режима Ким Чен Ира.

)))))))

---

Путин реально собирается на пост Президента...
То он с Ди Каприо, то с Ван Даммом, то со Шварцем, то ещё с кем-то
так, глядишь, и выберут его

@темы: исторические личности

---

Корея

Будет война...

www.rbc.ru/rbcfreenews.shtml?/20101123121328.sh...
www.interfax.ru/politics/news.asp?id=166110
www.rian.ru/politics/20101123/299898434.html

---

@темы: исторические личности, юмор

---

Очень интересная статья

23.11.2010 в 10:36

Пишет  Вук Задунайский:

Тоже бодрит и заставляет с оптимизмом смотреть в будущее

23.11.2010 в 10:26

Пишет  TrashTank:

Кердык вашей Америке

23.11.2010 в 05:52

Пишет  My Precious:

Американцы, у меня для вас плохие новости: У вас самый низкий уровень жизни на планете - с большим отрывом от других. (Мало того - Вашу страну никто не любит в мире).




Если бы вы только знали, как живут люди в Западной Европе, Австралии, Новой Зеландии, Канаде и во многих частях Азии, вы бы вышли на улицы, взывая к лучшей жизни. У среднего австралийского или сингапурского таксиста уровень жизни лучше, чем у рядового американского офисного работника.
Я об этом знаю, так как я сам американец, и я выбрался из тюрьмы, которую вы зовете домом.
Я жил в разных частях мира, в богатых и в бедных странах, и есть лишь одна страна, куда я ни за что не вернусь: Соединенные Штаты Америки. Я содрогаюсь от одной лишь мысли об этом.

Подумайте-ка вот о чем, вы – единственные люди, живущие в развитой стране, не пользующиеся индивидуальной системой страхования здоровья. В Западной Европе, Японии, Канаде, Австралии, Сингапуре и Новой Зеландии все используют индивидуальную систему страхования. Если кто-то из них заболеет, он может посвятить всю свою энергию выздоравливанию. Если же вы заболеете, вы должны будете воевать на два фронта, пытаясь уследить и за своим здоровьем, и за своей карьерой. Миллионы американцев становятся банкротами каждый год, разоряясь на медицинские счета, десятки тысяч умирают каждый год за неимением страховки или ее нехватки. И не верьте ни на секунду чепухе о том, что в Америке лучшее медицинское обслуживание и самые короткие листы ожидающих: я был в больницах Австралии, Новой Зеландии, Европы, Сингапура и Таиланда, и каждая из них была лучше, чем "хорошая" больница у меня дома. Ожидание было короче, условия комфортней, а доктора ничуть не хуже.
                     Ирония в том, что вам правильно организованная система здравоохранения требуется более, чем кому бы то ни было в мире. Почему? Да потому, что ваш образ жизни будто создан для того, чтобы сделать вас больными.

                    Начнем с вашей диеты: Большая часть говядины, которую вы потребляете, прошла через контакт с фекальными массами в процессе переработки. Ваша курятина заражена сальмонеллезом. Ваши стада и птичники накачаны гормонами и антибиотиками. В большинстве стран правительство постаралось бы защитить своих потребителей от подобного, но в США правительство подкуплено промышленниками, во избежание принятия эффективных законов по данному вопросу и контроля их исполнения. В ближайшие годы большая часть всей производимой на продажу продукции в США будет создана на основе генномодифицированных растений, и все это благодаря прекрасным взаимоотношениям между Корпорацией Монсанто и Правительством США. Более того, треть детей, рождающихся в стране на сегодняшний день, будет страдать диабетом второй степени на каком-либо этапе своей жизни, благодаря огромному количеству потребляемого американцами в пищу кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы.

                   Конечно, не только еда убивает вас, это еще и наркотики. Если вы проявляете хоть какие-то признаки жизни, пока вы молоды, в вас пихают Риталин. Затем, когда вы становитесь достаточно взрослыми, чтобы увидеть мир вокруг себя, вы впадаете в депрессию, поэтому вам нужен Прозак. Если вы - мужчина, это компенсируется импотенцией, так что придется пить Виагру. Между тем, постоянный фаст-фуд гарантирует вам высокий уровень холестерина в крови, а значит стоит подумать о Липиторе. Наконец, в конце дня вы будете страдать от бессонницы, беспокоясь о том, что не можете вести здоровый образ жизни, поэтому придется принять Лунесту, чтобы заснуть.

              С питанием, гарантированно калечащим и системой здравоохранения, заботящейся о том, чтоб вы не выздоровели, то что вам нужно это уехать куда-нибудь на продолжительный отпуск. К сожаленью, вам такой не получить. Открою вам секрет: если отправитесь на пляжи Таиланда, в горы Непала или на коралловые рифы Австралии, вы будете единственным американцем в окрестностях. И вы будете окружены толпами счастливых немцев, французов, итальянцев, израильтян, скандинавов богатеньких азиатов. Почему? Потому что они получают достаточно, чтобы посещать подобные места и они могут брать отпуск на достаточно долгий срок для этого. Даже если вам удастся наскрести достаточно денег, чтобы отправиться в одно из подобных невероятных мест, к тому времени, как вы оправитесь от разницы во времени, настанет время садиться на самолет и спешить обратно на работу.

              Если вы думаете, что я все выдумываю, посмотрите на статистику среднегодового отпуска по различным странам:
Финляндия: 44
Италия: 42
Франция: 39
Германия: 35
Великобритания: 25
Япония: 18
США: 12

            Факт в том, что в США вы пашете как собаки. Это не должно удивлять: Соединенные Штаты так и не избавились от плантационно-потогонного производства, а любое настоящее трудовое движение было жестоко подавлено. Если вам не выпало быть владельцем собственности, ваш выбор практически сводится к выживанию на зарплату в сфере услуг или играть в "успей сесть на стул" ради места в кубикле (места, которое все равно будет аутсорсинговано в Индию на следующей неделе). Самое лучшее, на что вы можете надеяться - получить степень профессионала и доить систему ради кусочка пирога среднего класса. Хотя даже те, кому удается попасть в средний класс находятся на расстоянии одной болезни или потери работы от нищеты. Ваши должности не защищены. Ваша компания вам не преданна. Они стравят вас с вашими коллегами по работе, если им это будет необходимо, а затем избавятся от вас.

Естественно, у вас нет никакого выбора в этом отношении: просто так уж устроена система. В большинстве стран развитого мира высшее образование либо бесплатно, либо в значительной степени субсидируется; в США получение университетской степени сделает вас должником на более чем 100 000 долларов. Так что вы вступите в рабочий мир с убийственным долгом. Забудьте о том, чтобы взять год на кругосветное путешествие или найти себя - вы должны начать работать, либо наблюдать за падением вашего кредитного рейтинга.

Если вы "счастливчик", может у вас и получится найти работу, достаточно хорошую для получения жилищного займа. А потом потратите половину рабочей жизни просто выплачивая проценты по займу - добро пожаловать в мир американского долгового рабства. У Америки иллюзия великого богатства из-за обилия продуктов потребления, только вот кто ими в реальности владеет? В реальности, средний американец беднее беднейшего жителя Манил, потому как у того, по крайней мере, нет долгов. Если ему захочется собраться и уехать, он это сделать может; если вам захочется - вы не можете, потому что вам надо выплачивать долги.

Все это поднимает следующий вопрос: Почему все это терпят? Спросите любого американца и получите один и тот же ответ: потому что Америка самая свободная страна на планете. Если вы этому верите, у меня для вас очередная порция плохих новостей: Америка на самом деле среди наименее свободных стран на планете. Ваша моча подвергается анализу, электронные письма и телефонные звонки отслеживаются, медицинские записи собираются, один лишь из ряда вон комментарий может привести к тому, что вы будете извиваться на земле с двумя крючками парализатора, торчащими из спины.

Это что касается физической свободы. Интеллектуально вы опять же находитесь в заключении. Вы даже не знаете до какой степени вы мучимы страхами медицинского банкротства, потери работы, бездомности и нападений преступников, потому что вы никогда не жили в стране, где люди не волнуются о таких вещах.

Дело не только в системах наблюдения и боязни. Факт в том, что вы несвободны потому, что страна была захвачена и оккупирована другим правительством. 70% ваших налоговых денег идут в Пентагон, и Пентагон является настоящим правительством Соединенных Штатов Америки. С болью в сердце вы обязаны платить налоги оккупирующему вас правительству. Если же вы принадлежите к менее удачливому классу, вы также обязаны служить и умирать в его бесконечных войнах, либо посылать на смерть своих сыновей или дочерей. У вас по существу нет никакого выбора: в США установилась общественно-экономическая система призыва, обеспечивающая постоянный приток пушечного мяса военным.

Если вы называете жизнь под надзором в бесконечном труде и заботах о благе правительства, которое вы не избирали, свободой, тогда у нас с вами разное понимание значения этого слова.
Если бы существовал шанс, что страна изменится, была бы причина надеяться. Но если вы оглянитесь по сторонам, у вас правда возникает такое предположение? Откуда этим изменениям взяться? От людей? Взгляните-ка хорошенько на своих соотечественников: рабочий класс в США был пропагандизирован шакалами вроде Раша Лимбо (Rush Limbaugh), Билла Орейлли (Bill O’Reilly) и Шона Ханнити (Sean Hannity). Рабочий класс научен лизать ботинки своих хозяев, а потом склоняться для следующего пинка под зад. Этих людей так хорошо натренировали, что они пойдут с оружием в руках против другой половины рабочего класса, как только хозяева отдадут приказ.

Если изменение не наступит при помощи людей, то как насчет медиа? Никаких шансов. Начиная с Фокс Ньюз и заканчивая Нью-Йорк Таймс, масс медиа в Соединенных Штатах является всего лишь Пиар отделом корпоратократии, в основном, военно-промышленного комплекса. По крайней мере жители бывшего Советского Союза знали, что их новости были полны лжи. В Америке вы подрастаете с мыслями, что у вас свободные СМИ, и это делает пропаганду вдвойне эффективной. Если вы не считаете американские СМИ корпоративной пропагандой, задайтесь вопросом: вы хоть раз слышали чтоб американские новости докладывали о возможности финансирования индивидуальной системы страхования за счет урезания расходов на военные нужды?

Если изменение не придет ни от людей, ни от медиа, единственным источником изменений могли бы быть политики. К сожалению, американский политический процесс является одним из наиболее коррумпированных во всем мире. От политиков любой страны можно ожидать, что они будут брать взятки от богачей. Но обычно это делается в тайне, за закрытыми дверями их элитных клубов. В США такого рода политическая коррупция происходит при свете дня, как часть законной, признанной, стандартно-действующей процедуры. В США, они просто называют эти взятки взносами на предвыборную компанию, комитеты политических действий и лоббистов. От политиков невозможно и дальше ожидать изменения существующей системы, это все равно что ожидать что кто-то возьмет топор и отрубит себе ноги.

Нет, Америка не изменится к лучшему. Все будет только хуже. И когда я говорю хуже, я имею в виду намного хуже. Пока мы говорим, экономическая система, выдержавшая послевоенные годы, коллапсирует. Штаты достигли предела по их "кредитной карте" где-то в 2008 году, и в настоящее время их кредиторы, начиная с Китая, закладывают основы новой денежной системы для замены Англо-Американской "нефтедолларовой" системы. Как только появится надежная замена американскому доллару, зеленая бумага пойдет ко дну словно камень.

Не прекращая снова и снова превышать уровень своей задолженности, Соединенные Штаты при этом также поставляли свои производственные и офисные рабочие места за границу, позволив разрушиться инфраструктуре. В то же самое время азиатские и европейские страны инвестировали в обучение, инфраструктуру и сырьё. Даже если бы США попытались восстановить реальную экономику (в отличие от финансовой экономики и экономики обслуживания), вы и правда думаете, что американские рабочие смогли бы конкурировать с китайскими или европейскими рабочими ? Вы когда-нибудь видели японский или немецкий завод? Вам встречался сингапурский или китайский рабочий?

У Америки лишь два возможных будущих, один хуже другого. В лучшем случае это медленное, но уверенное угасание, в сущности, продолжение того, что происходит на протяжении последних двадцати лет. Зарплаты опустятся, безработица вырастет, медицинское обслуживание и социальные пособия будут ликвидированы, деньги уменьшатся в цене, а пропасть между бедными и богатыми будет стремительно расти до тех пор, пока США не станут подобием Мексики или Филиппин - крошечными островками роскоши, окруженными нищетой (страна уже на полпути к этому).

Равно возможен внезапный коллапс, возможно вызванный скорым отказом от доллара странами вроде Китая, Японии, Кореи и странами OPEC. Схожая возможность - дефолт США по их огромному долгу. Один взгляд на финансовые сводки правительства США убедит вас насколько велика вероятность подобного исхода: траты правительства взлетают к небесам, поступления же налогов, наоборот, падают. Кому-то придется платить. Если начнет разворачиваться один из перечисленных сценариев, та рецессия, которую мы уже видели будет просто ничем по сравнению с полученным застоем.

Будет ли коллапс постепенным или же выворачивающе наизнанку внезапным, результатом будет хаос, общественные беспорядки и фашизм. Давайте признаем: США подобны бывшей Югославии - сборище внутренне противодействующих культур объединенных лишь в названии. Вот у вас и новый Талибан: правые христианские фундаменталисты, которые с отвращением воспринимают светское конституционное правительство. У вас в наличии целый интеллектуальный подкласс, последние двадцать лет всасывавшие Fox News и радио пропаганду, которым не терпится взвалить вину за коллапс на демократов, геев и иммигрантов. У вас беспощадный собственнический класс, который будет использовать все средства для защиты собственного богатства от голодающих масс.
Помимо всего этого, у вас огромные фабрики, расползающиеся городские окраины и система транспортировки на грузовиках, все это полностью зависит от нефти, которая очень скоро станет непозволительно дорогой. Ну а еще у вас полно оружия. Вкратце: США вот-вот станут очень губительным для жизни местом.

Прямо сейчас правительство выстраивает заборы и стены вдоль северной и южной границ. Прямо сейчас правительство разрабатывает систему национальной идентификации (скоро приобретен биометрические характеристики). Прямо сейчас правительство работает над столь обширной системой наблюдения, что каждое ваше движение, будь то в сети или на улицах ваших городов, или даже за границей, можно будет отслеживать. Если думаете, что это все для защиты от "террористов", то вы ошибаетесь. Когда все пойдет наперекосяк, вы и правда думаете, что сможете заскочить в последний вагон уходящего в направлении Канады поезда и провести остаток жизни рыбача и попивая Молсон (канадское пиво)? Нет уж, правительство закроет эту страну на замок. Они ведь не хотят, чтобы их источник налогов ушмыгнул прочь. Им не хочется, чтобы их "рекруты" отсюда убрались. Они не хотят, чтобы ВЫ убрались отсюда.

Я пишу все это не для того, чтобы вас напугать. Я пишу как друг. Если вы в состоянии читать и постигать что я тут пишу, то вы один из немногих в США. Вы - меньшинство в стране, в которой нет для вас места.
Так что же вам делать?
Вам надо уехать из Соединенных Штатов. В случае, если вы молоды, перед вами огромный выбор. Вы можете преподавать английский на Среднем Востоке, в Азии или в Европе. Или же вы можете поступить в университет или окончить школу за границей и начать приобретать необходимые навыки, которые помогут вам заполучить визу. Если вы уже обладаете навыками работы, вы можете подать заявку на эмиграцию в любую из множества стран как квалифицированный эмигрант. Если вы старшего возраста и у вас есть сбережения, вы можете выйти на пенсию и уехать куда-нибудь вроде Коста-Рики или Филиппин. Если вы не проходите по рабочей, студенческой визе или визы для пенсионеров, не отчаивайтесь - езжайте по туристической визе в понравившуюся страну и поговорите с встречающимися экспатриантами. Что бы вы не предприняли, как можно скорее поговорите с юристом по иммиграции. Выясните досконально что нужно делать для того, чтобы остаться на ПМЖ и получить гражданство в выбранной стране.

Вы будете не одни. Миллионы американцев, прям как я, живут проживают за пределами Соединенных Штатов. Ведя намного более насыщенную, умиротворенную, свободную и изобильную жизнь, чем та, что мы когда-либо могли достичь дома. Некоторые начали совершенно случайно - мы попробовали пожить год за границей и обнаружили, что нам нравится, другие же сделали осознанный выбор собрать вещи и отправиться в путь. Нас можно найти в Канаде, по всей Европе, во многих частях Азии, в Австралии и Новой Зеландии, а также во многих других странах мира. Скучаем ли мы по своим семьям и друзьям? Да. Скучаем ли иногда по некоторым аспектам жизни на бывшей родине? Никогда. А те из нас, кто обладает ПМЖ или гражданством могут помогать финансами членам семьи для получения ими долговременных виз в наших новых странах.

Завершая, хочу вам напомнить кое-что - если вы не американский индеец и не потомок рабов, в какой-то момент ваши предки решились покинуть родную землю в поисках лучшей жизни. Они не были предателям или плохими людьми, они лишь хотели лучшей жизни для себя и своих семей. Может вам пора продолжить их путь?

Переведено на сайте www.notabenoid.com. Автор неизвестен.

Взято отсюда: mikle1.livejournal.com/1323508.html

---

дивная пасторальная картинка

За наводку большое спасибо  Анастасия Трокмортон

---

Дни рождения

Сегодня их целых три!

Начну с  Prince Nocturne. позволь мне поздравить тебя с твоим днём рождения, чтобы всё у тебя было хорошо и все твои мечты и желания сбывались и исполнялись.

 Tihe, мои искренние поздравления!

 Бомбур, просто с днём рождения!

---

О понятиях

Задумываясь о национальном вопросе в нашей стране, я тут задумался над терминами и понятиями "русский" и "россиянин".
У нас сейчас принята такая расшифровка:
- Русский - представитель народа, который составляет основное население нашей страны, к которому принадлежу и я, и многие здесь и вообще. Это имя прилагательное, больше ни к одному народу в русском языке не относится
- Россиянин - гражданин Российской Федерации, без различия национальности. Имя существительное.

А теперь вот если подумать и обратиться к прошлому и настоящему, то правильнее было бы наоборот, ибо логичнее.
Русский - гражданин России, поскольку прилагательное и может хорошо сочетаться с любой другой народностью, живущей в России - русский татарин, русский немец, русский еврей...
Россиянин - собственно, представитель российского народа, то, что сейчас называется Русский народ, русские, русский.
В истории вообще русский язык - это язык российский, русские - россы (поэтическое) и так далее.

Идея была бы хорошая. но бесперспективная - все привыкли к существующему порядку вещей настолько, что его просто не сломать, не переубедить, не перестроить. Так что придётся оставаться с тем, что имеем.
Впрочем, в индивидуальном порядке никто не запрещает.

---

Воинствующий антисемитизм кроме как болезнью ничем иным назвать нельзя.

---

Кино-поттериана окончится тем, что еврейский мальчик Аарон Поттер, сын раввина Яакова Поттера, убитого злобными агентами Гитлера, уедет в демократический ИзраИль, где заживёт хорошо и откроет магазин по торговле ковриками для ног))))

@темы: юмор

---

Как всегда)))

Что же, если бы вы жили веком ранее, то, очевидно, примкнули бы к... октябристам

Ваша главная цель – оказать содействие правительству, идущему по пути спасительных реформ. Вы прекрасно знаете, какова цена этой поддержки для самодержавия – и рассчитываете на вознаграждение. Вы крупные промышленники и предприниматели, сливки общества. Вы – молодая российская буржуазия. Вы убеждены в то, что капитализм пришёл на российскую почву после реформ Александра Освободителя всерьёз и надолго – и именно себя видите хозяевами будущего. Буржуазия Европы уже сполна наслаждается политической властью: завоевать её у себя для вас – дело ближайшего будущего. Пока же вы требуете от правительства всецелой поддержки предпринимательства и льгот. Монархия, чтобы выступать умиротворяющим началом для всей страны, должна быть сильной, но в первую очередь сильной морально – как и кадеты, вы выступаете за конституционную, парламентскую модель. Вы также готовы дать населению политические и гражданские свободы. Частную собственность вы считаете непоколебимым абсолютом. Но вас оказалось мало, при всём вашем привилегированном положении в обществе. Самодержавию хватало и своих забот, а голодный и озлобленный пролетариат не собирался ждать, когда вы вдоволь насчитаетесь грядущими барышами. Февральская революция на несколько месяцев дали вам почувствовать себя хозяевами – но не фабрики, а целой страны. Октябрьская революция огромной метлой вымела вас с политической сцены. Большевики по-своему видели экономику нового государства, и вам не нашлось места на Родине. Ваши сбережения и предприятия были экспроприированы «красноармейской атакой» на капитал. Свои дни вы доживали на чужбине, часто не находя денег на хлеб…

Пройти тест

---

Благородный Дворянин

Что-же, всё к этому и шло. К огромному имению, большой семье, детишкам. Игры вашей дочери на фортепьяно. Но ваша жизнь далеко не шоколад.В ней много скуки и тяготы. Настанет такое время, что вы руки сами на себя наложить захотите. Но не посмеете. Сердце у вас ленивое и холодное, и сердцем вы никогда не полюбите. Но всё это ерунда. Ведь вы дворянин. Сын своего отечества.

Пройти тест

---

Троцкий сейчас

7 ноября была очередная годовщина, со дня рождения Троцкого. В связи с этим хотел бы провести небольшой опрос о том, как относятся люди к Троцкому сейчас и как его воспринимают.

запись создана: 10.11.2010 в 23:44

Вопрос: Как Вы относитесь к Троцкому?

1. Отрицательно		14	(46.67%)
2. Положительно		2	(6.67%)
3. Неоднозначно		12	(40%)
4. Затрудняюсь ответить		2	(6.67%)
Всего:		30

@темы: история, исторические личности

---

Холокост. Бабий Яр, 1941

20.11.2010 в 15:57

Пишет  Вук Задунайский:

Это надо знать

20.11.2010 в 14:03

Пишет  TrashTank:

Культурные немцы и их методы
Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч.

Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян.

Ниже следовал этот же текст на украинском языке, еще ниже, мелким петитом, на немецком, так что афишка получилась трехэтажная.

Улиц Мельниковской и Дохтуровской в Киеве нет, но есть улицы Мельникова и Дегтяревская, приказ явно сочиняли сами немцы и с плохими переводчиками. Эти улицы действительно возле русского и еврейского кладбищ на Лукьяновке, а поблизости – товарная станция Лукьяновка. Значит, их повезут? Но куда? Неужели в Палестину?

Они выходили еще затемно, чтобы оказаться пораньше у поезда и занять места. С ревущими детьми, со стариками и больными, плача и переругиваясь. Перехваченные веревками узлы, ободранные фанерные чемоданы, заплатанные кошелки, ящички с плотницкими инструментами… Старухи несли, перекинув через шею, как гигантские ожерелья, венки луку – запас провизии на дорогу…

Здоровых мужчин мобилизовали в армию, остались одни инвалиды. Кто мог эвакуироваться, у кого были деньги, кто мог уехать с предприятием или используя блат, те уезжали. А осталась в городе самая настоящая шолом-алейхемовская беднота, и вот она выползла на улицы.

По Глубочице поднималась на Лукьяновку сплошная толпа, море голов, шел еврейский Подол. Этот самый вопиющий район Киева можно было узнать по одному тяжкому воздуху – смеси гнили, дешевого жира и сохнущего белья. Здесь испокон веков жила еврейская нищета, голь перекатная: сапожники, портные, угольщики, жестянщики, грузчики, шорники, спекулянты, воры… Дворы без зелени, зловонные мусорные ямы, покосившиеся сараи, полные огромных жирных крыс, уборные с выгребами и роями мух, пыльные и грязные улички, разваливающиеся дома и сырые подвалы – таким был этот галдящий, плодючий и разнесчастный Подол.

В одной кучке только и слышалось: «Гетто, гетто!» Подошла взволнованная немолодая женщина, вмешалась: «Люди добрые, это смерть!» Старухи заплакали, как запели. Древние старики шли в хламидах до пят, они всю ночь провели в своей караимской синагоге, вышли и проповедовали: «Дети, мы идем на смерть, приготовьтесь. Примем ее мужественно, как принимал Христос».

Вдруг все заволновались, заговорили, что впереди, на улице Мельникова, стоит оцепление, туда впускают, а обратно нет. Тут я испугался. Я устал, у меня гудела голова от всего этого, и я испугался, что не выберусь обратно и меня увезут. Стал проталкиваться против толпы, выбрался, потом долго шел по опустевшим улицам – по ним почти бегом спешили редкие опоздавшие.

Придя домой, увидел деда. Он стоял на середине двора, напряженно прислушиваясь к какой то стрельбе, поднял палец.
– А ты знаешь, – сказал он потрясенно, – ведь их не вывозят. Их стреляют.
И тут до меня дошло.

Из Бабьего Яра неслись отчетливые, размеренные выстрелы из пулемета: та та та, та та… Тихая, спокойная, размеренная стрельба, как на учениях. Наш Бабий Яр лежит между Куреневкой и Лукьяновкой, чтобы попасть на кладбища, стоит только перейти его. Их, оказывается, гнали оттуда, с Лукьяновки, в этот наш овраг.

Виктор Македон прибежал – жену еврейку провожал, едва спасся. Дед пошел к Македону узнавать, там сидело много народу, и этот парень (он женился перед самой войной) рассказывал, что там смотрят паспорта и бросают их в костер, а он закричал: «Я русский!», тогда от него жену оторвали и повели в Яр, а его полицейский выгнал…

На дворе было холодно, все так же дул пронзительный ветер, как и вчера. Я все выбегал, прислушивался. Бабка вынесла мне пальто и шапку, слушала сама, заламывала руки, бормоча: «Боже, и бабы там, и деточки маленькие…» Мне показалось, что она плачет. Обернулся – она крестилась, стоя лицом к Бабьему Яру

На ночь стрельба прекратилась, но утром поднялась снова. По Куреневке говорили, что за первый день расстреляно тридцать тысяч человек, остальные сидят и ждут очереди.

Из самого оврага Бабий Яр в те дни спаслась женщина, мать двоих детей, актриса Киевского театра кукол Дина Мироновна Проничева. Это – единственный свидетель, вышедший оттуда. Привожу ее рассказ, записанный лично мною с ее слов, не добавляя ничего. Ее рассказ длился несколько дней и перемежался сердечными приступами. Это было в том же доме на улице Воровского, откуда она уходила в Бабий Яр, в старой разрушающейся комнате.

Она ходила читать приказ, быстро прочла и ушла: у листков с приказом вообще никто долго не задерживался и разговоров не возникало.

Весь день и вечер шли обсуждения и предположения. У нее были отец и мать, дряхлые уже, мать перед приходом немцев вышла из больницы после операции, вот все думали: как же ей ехать? Старики были уверены, что на Лукьяновке всех посадят в поезд и повезут на советскую территорию.

Муж Дины был русским, фамилия ее русская, кроме того, и внешность совсем не еврейская. Дина была скорее похожа на украинку и знала украинский язык. Спорили, гадали, думали и решили, что старики поедут, а Дина их проводит, посадит в поезд, сама же останется с детьми – и будь, что будет.

Это была муторная, напряженная, жуткая ночь. Дину всю трясло. Она так и не поняла, схватили ту девушку, или нет.
Когда стало светать, она умылась, причесалась, взяла документы и пошла к старикам на Тургеневскую – это рядом. На улицах было необычно много народу; все куда то деловито спешили с вещами.

У родителей она была в седьмом часу утра. Весь дом не спал. Уезжающие прощались с соседями, обещали писать, поручали им квартиры, вещи, ключи. Старики много нести не могли, ценностей у них не было, просто взяли необходимое и еду. Дина надела на спину рюкзак, и в восьмом часу утра они вышли.

По Тургеневской шло много людей, но на улице Артема уже было сплошное столпотворение. Люди с узлами, с колясками, разные двуколки, подводы, изредка даже грузовики – все это стояло, потом подвигалось немного, снова стояло. Был сильный говор, гул толпы, и было похоже на демонстрацию, когда улицы так же запружены народом, но не было флагов, оркестров и торжества.

Странно с этими грузовиками: откуда их добывали? Было, что целый дом складывался и нанимал под вещи транспорт, и так уж они все держались по бокам своей подводы или грузовика. Среди узлов и чемоданов лежали больные, гроздьями сидели детишки. Грудных детей иногда везли по двое, по трое в одной коляске.

Очень много было провожающих: соседи, друзья, родственники, украинцы и русские, помогали нести вещи, вели больных, а то и несли их на закорках. Все это шествие двигалось очень медленно, а улица Артема очень длинная. У одних ворот стояли немецкие солдаты, смотрели, особенно на девушек. Видимо, Дина им понравилась, они стали звать ее во двор, показывая, что, мол, нужно вымыть полы:
– Ком вашен!
Она отмахнулась. Очень, очень долго, до одури долго длилось это гудящее шествие, эта «демонстрация» с толкотней, разговорами и детским плачем. Дина была в меховой шубке, ей стало жарко.

Лишь где– то после обеда дошли до кладбищ. Она помнит, что направо была длинная кирпичная стена еврейского кладбища с воротами. Здесь поперек улицы было проволочное заграждение, стояли противотанковые ежи – с проходом посредине, и стояли цепи немцев с бляхами на груди, а также украинские полицаи в черной форме с серыми обшлагами.

Очень рослый деятельный дядька в украинской вышитой сорочке, с казацкими висящими усами, очень приметный, распоряжался при входе. Толпа валила в проход мимо него, но обратно никто не выходил, только изредка с криками проезжали порожняком извозчики: они уже где то там сгрузили вещи и теперь перли против толпы, орали, размахивали кнутами, это создавало толкучку и ругань.

Все было очень непонятно. Дина посадила стариков у ворот кладбища, а сама пошла посмотреть, что делается впереди. Как и многие другие, она до сих пор думала, что там стоит поезд. Слышалась какая то близкая стрельба, в небе низко кружил самолет, и вообще вокруг было тревожно паническое настроение.

В толпе обрывки разговоров:
– Это война, война! Нас вывозят подальше, где спокойнее.
– А почему только евреев?
Какая– то бабушка весьма авторитетным голосом предполагала:
– Ну потому, что они – родственная немцам нация, их решили вывезти в первую очередь.

Дина с трудом проталкивалась в толпе, все больше беспокоясь, и тут увидела, что впереди все складывают вещи. Разные носильные вещи, узлы и чемоданы в кучу налево, все продукты – направо. А немцы направляют всех дальше по частям: отправят группу, ждут, потом через какой то интервал опять пропускают, считают, считают… стоп. Как бывает, в магазин за ситцем пропускают очередь десятками.

Опять разговоры в шуме и гаме:
– Ага, вещи идут, конечно, багажом: там разберемся на месте.
– Какое там разберемся, такая пропасть вещей, их просто поровну между всеми поделят, вот вам и не будет богатых и бедных.
Дине стало жутко. Ничего похожего на вокзал железной дороги. Она еще не знала, что это, но всей душой почувствовала, что это не вывоз. Все что угодно, только не вывоз.

Особенно странными были эти близкие пулеметные очереди. Она все еще не могла и мысли допустить, что это расстрел. Во первых, такие огромные массы людей! Так не бывает. И потом – зачем?! Можно уверенно предположить, что большинство чувствовало то же, что и Дина, чувствовало неладное, но продолжало цепляться за это «нас вывозят» вот еще по каким причинам.

Когда вышел приказ, девять евреев из десяти слыхом не слыхали о каких то фашистских зверствах над евреями. Среди киевских евреев можно было найти даже восторженных поклонников Гитлера как талантливого государственного деятеля. С другой стороны, старики рассказывали, как немцы были на Украине в 1918 году, и тогда они евреев не трогали, наоборот, весьма неплохо относились к ним, потому что – похожий язык и все такое…

Старики говорили:
– Немцы есть разные, но в общем это культурные и порядочные люди, это вам не дикая Россия, это Европа – и европейская порядочность.

Или такой – уже совсем свежий – факт. Два дня назад какие то люди на улице Воровского захватили квартиру эвакуированной еврейской семьи. Оставшиеся в доме родственники пошли в штаб ближайшей немецкой части и пожаловались. Тут же явился офицер, строго приказал освободить квартиру и любезно поклонился евреям: «Пожалуйста, всё в порядке». Это было буквально позавчера, и все это видели, и об этом сразу разнеслись слухи. А ведь немцы очень последовательны и логичны, уж чем чем, а последовательностью они отличались всегда.

Но если это не вывоз, то что же тут делается?

Дина говорит, что в этот момент она чувствовала только какой то животный ужас и туман – состояние, ни с чем не сравнимое. С людей снимали теплые вещи. Солдат подошел к Дине, быстро и без слов ловко снял с нее шубку.

Тут она кинулась назад. Отыскала стариков у ворот, рассказала, что видела. Отец сказал:
– Доченька, ты нам уже не нужна. Уходи.

Она пошла к заграждению. Тут довольно много людей добивались, чтобы их выпустили назад. Толпа валом валила навстречу. Усач в вышитой сорочке все так же кричал, распоряжался. Все называли его «пан Шевченко». Может, это была его подлинная фамилия, может, кто то назвал его так за усы, но звучало это довольно дико, как «пан Пушкин», «пан Достоевский».

Дина протолкалась к нему и стала объяснять, что вот провожала, что у нее остались в городе дети, она просит, чтобы ее выпустили. Он потребовал паспорт. Она достала. Он посмотрел графу «национальность» и воскликнул:
– Э, жидивка! Назад!

Тут Дина окончательно поняла: это расстреливают.

Судорожно она стала рвать паспорт на мелкие кусочки. Она бросала их под ноги, налево, направо. Пошла обратно к старикам, но ничего им не сказала, чтобы не волновать преждевременно. Хотя она была уже без шубки, ей стало очень душно. Вокруг было много народу, плотная толпа, испарения; ревут потерявшиеся дети; некоторые, сидя на узлах, обедают. Она еще подумала: «Как они могут есть? Неужели до сих пор не понимают?».

Тут стали командовать, кричать, подняли всех сидевших, подвинули дальше, и задние напирали – получалась какая то немыслимая очередь. Сюда кладут одни вещи, туда – другие вещи, толкаются, выстраиваются. В этом хаосе Дина потеряла своих стариков, высматривала, увидела, что их отправляют в группе дальше, а перед Диной очередь остановилась.

Стояли. Ждали. Она вытягивала шею, чтобы понять, куда повели отца и мать. Вдруг подошел огромнейший немец и предложил:
– Иди со мной спать, а я тебя выпущу.
Она посмотрела на него, как на ненормального, он отошел. Наконец, стали пропускать ее группу.

Говор затих, все умолкли, словно оцепенели, и довольно долго молча шли, а по сторонам стояли шеренгами фашисты. Впереди показались цепи солдат с собаками на поводках. Позади себя Дина услышала:
– Дети мои, помогите пройти, я слепой.
Она обхватила старика за пояс и пошла вместе с ним.
– Дедушка, куда нас ведут? – спросила она.
– Детка, – сказал он, – мы идем отдать Богу последний долг.

В этот момент они вступили в длинный проход между двумя шеренгами солдат и собак. Этот коридор был узкий, метра полтора. Солдаты стояли плечом к плечу, у них были закатаны рукава, и у всех имелись резиновые дубинки или большие палки.

И на проходящих людей посыпались удары. Спрятаться или уклониться было невозможно. Жесточайшие удары, сразу разбивающие в кровь, сыпались на головы, на спины и плечи слева и справа. Солдаты кричали «Шнель! Шнель!» и весело хохотали, словно развлекались аттракционом, они исхитрялись как нибудь покрепче ударить в уязвимые места, под ребра, в живот, в пах.

Все закричали, женщины завизжали. Словно кадр в кино, перед Диной промелькнуло: знакомый парень с ее улицы, очень интеллигентный, хорошо одетый, рыдает. Она увидела, что люди падают. На них тотчас спускали собак. Человек с криком подхватывался, но кое кто оставался на земле, а сзади напирали, и толпа шла прямо по телам, растаптывая их.

У Дины в голове от всего этого сделался какой то мрак. Она выпрямилась, высоко подняла голову и шла, как деревянная, не сгибаясь. Ее, кажется, искалечили, но она плохо чувствовала и соображала, у нее стучало только одно: «Не упасть, не упасть».

Обезумевшие люди вываливались на оцепленное войсками пространство – этакую площадь, поросшую травой. Вся трава была усыпана бельем, обувью, одеждой. Украинские полицаи, судя по акценту – не местные, а явно с запада Украины, грубо хватали людей, лупили, кричали:
– Роздягаться! Швидко! Быстро! Шнель!

Кто мешкал, с того сдирали одежду силой, били ногами, кастетами, дубинками, опьяненные злобой, в каком то садистском раже. Ясно, это делалось для того, чтобы толпа не могла опомниться. Многие голые люди были все в крови.

Со стороны группы голых и куда то уводимых Дина услышала, как мать кричит ей, машет рукой:
– Доченька, ты не похожа! Спасайся!

Их угнали. Дина решительно подошла к полицаю и спросила, где комендант. Сказала, что она провожающая, попала случайно. Он потребовал документы. Она стала доставать из сумочки, но он сам взял сумочку, пересмотрел ее всю. Там были деньги, трудовая книжка, профсоюзный билет, где национальность не указывается. Фамилия «Проничева» полицая убедила.

Сумочку он не вернул, но указал на бугорок, где сидела кучка людей:
– Сидай отут. Жидив перестреляем – тоди выпустым.

Дина подошла к бугорку и села. Все тут молчали, ошалелые. Она боялась поднять лицо: а вдруг кто нибудь ее здесь узнает, случайно совершенно, и закричит: «Она – жидовка!» Чтобы спастись, эти люди ни перед чем не остановятся. Поэтому она старалась ни на кого не смотреть, и на нее не смотрели. Только сидевшая рядом бабушка в пушистом вязаном платке тихо пожаловалась Дине, что провожала невестку и вот попала… А сама она украинка, никакая не еврейка, и кто бы мог подумать, что выйдет такое с этим провожанием.

Здесь все были провожающие. Так они сидели, и прямо перед ними, как на сцене, происходил этот кошмар: из коридора партия за партией вываливались визжащие, избитые люди, их принимали полицаи, лупили, раздевали – и так без конца.

Дина уверяет, что некоторые истерически хохотали, что она своими глазами видела, как несколько человек за то время, что раздевались и шли на расстрел, на глазах становились седыми. Голых людей строили небольшими цепочками и вели в прорезь, наспех прокопанную в обрывистой песчаной стене. Что за ней – не было видно, но оттуда неслась стрельба, и возвращались оттуда только немцы и полицаи, за новыми цепочками.

Матери особенно копошились над детьми, поэтому время от времени какой нибудь немец или полицай, рассердясь, выхватывал у матери ребенка, подходил к песчаной стене и, размахнувшись, швырял его через гребень, как полено.
Дину словно обручами схватило, она долго долго сидела, втянув голову в плечи, боясь взглянуть на соседей, потому что их все прибывало. Она уже не воспринимала ни криков, ни стрельбы.

Стало темнеть. Вдруг подъехала открытая машина, и в ней – высокий, стройный, очень элегантный офицер со стеком в руке. Было похоже, что он здесь главный. Рядом с ним был русский переводчик.

– Кто такие? – спросил офицер через переводчика у полицая, указывая на бугорок, где сидело уже человек пятьдесят.
– Цэ наши люды, – ответил полицай. – Нэ зналы, треба их выпустыть.
Офицер как закричит:
– Немедленно расстрелять! Если хоть один отсюда выйдет и расскажет по городу, завтра ни один жид не придет.
Переводчик добросовестно перевел это полицаю, а люди на бугорке сидели и слушали.
– А ну, пишлы! Ходимо! Поднимайсь! – закричали полицаи.
Люди, как пьяные, поднялись. Время было уже позднее, может, потому эту партию не стали раздевать, а так и повели одетыми в прорезь.

Дина шла примерно во втором десятке. Миновали коридор прокопа, и открылся песчаный карьер с почти отвесными стенами. Было уже полутемно. Дина плохо разглядела этот карьер. Всех гуськом, быстро, торопя, послали влево – по очень узкому выступу.

Слева была стена, справа яма, а выступ, очевидно, был вырезан специально для расстрела, и был он такой узкий, что, идя по нему, люди инстинктивно жались к песчаной стенке, чтобы не свалиться.

Дина глянула вниз, и у нее закружилась голова так ей показалось высоко. Внизу было море окровавленных тел. На противоположной стороне карьера она успела разглядеть установленные ручные пулеметы, и там было несколько немецких солдат. Они жгли костер, на котором варили, похоже, кофе.

Когда всю цепочку загнали на выступ, один из немцев отделился от костра, взялся за пулемет и начал стрелять.
Дина не столько увидела, сколько почувствовала, как с выступа повалились тела и как трасса пуль приближается к ней. У нее мелькнуло: «Сейчас я… Сейчас!» Не дожидаясь, она бросилась вниз, сжав кулаки.

Ей показалось, что она летела целую вечность, вероятно, было действительно высоко. При падении она не почувствовала ни удара, ни боли. Сначала ее обдало теплой кровью, и по лицу потекла кровь, так, словно она упала в ванну с кровью. Она лежала, раскинув руки, закрыв глаза.

Слышала какие то утробные звуки, стоны, икоту, плач вокруг и из под себя: было много недобитых. Вся эта масса тел чуть заметно пошевеливалась, оседая, уплотняясь от движения заваленных живых. Солдаты вошли на выступ и стали присвечивать вниз фонариками, постреливая из пистолетов в тех, кто казался им живым. Но недалеко от Дины кто то по прежнему сильно стонал.

Она услышала, как ходят рядом, уже по трупам. Это немцы спустились, нагибались, что то снимали с убитых, время от времени стреляя в шевелящихся. Тут же ходил и полицай, который смотрел ее документы и забрал сумочку: она узнала его по голосу.

Один эсэсовец наткнулся на Дину, и она показалась ему подозрительной. Он посветил фонариком, приподнял ее и стал бить. Но она висела мешком и не подавала признаков жизни. Он ткнул ее сапогом в грудь, наступил на правую руку так, что рука хрустнула, но не выстрелил и пошел, балансируя, по трупам дальше.

Через несколько минут она услышала голос наверху:
– Демиденко! Давай прикидай!
Зазвякали лопаты, послышались глухие удары песка о тела, все ближе, и наконец груды песка стали падать на Дину.
Ее заваливало, но она не шевелилась, пока не засыпало рот. Она лежала лицом вверх, вдохнула в себя песок, подавилась и тут, почти ничего не соображая, забарахталась в диком ужасе, готовая уж лучше быть расстрелянной, чем заживо закопанной.

Левой, здоровой рукой она стала сгребать с себя песок, захлебывалась, вот вот могла закашляться и из последних сил давила в себе этот кашель. Ей стало легче. Наконец она выбралась из под земли.

Они там наверху, эти украинские полицаи, видимо, устали, после тяжкого дня, копали, лениво и только слегка присыпали, побросали лопаты и ушли. Дина определила ближайшую песчаную стену, долго, долго, осторожно подбиралась к ней, потом встала и принялась левой рукой делать ямки. Так прижимаясь к этой стене, она делала ямки, поднимаясь пядь за пядью, каждую секунду рискуя сорваться.

Наверху оказался куст, она его нащупала, отчаянно уцепилась и, когда переваливалась через край, услышала тихий голос, от которого чуть не кинулась обратно:
– Тетя! Не бойтесь, я тоже живой.
Это был мальчик, в майке и трусиках, он вылез, как и она. Мальчик дрожал.
– Молчи! – шикнула она на него. – Ползи за мной.

И они поползли куда то, молча, без звука. Они ползли чрезвычайно долго, медленно, натыкаясь на обрывы, сворачивая, и ползли, очевидно, всю ночь, потому что начало светать. Тогда они нашли кусты и залезли в них.

Они были на краю большого оврага. Недалеко увидели немцев, которые пришли и стали сортировать вещи, складывать их. У них там вертелись и собаки на поводках. Иногда приезжали грузовики за вещами, но чаще – просто конные площадки.

Когда рассвело, они увидели бежавшую старуху, за ней мальчика лет шести, который кричал: «Бабушка, я боюсь!» Но старуха от него отмахивалась. Их догнали два немецких солдата и застрелили: сначала старуху, потом малыша.

Потом по противоположной стороне оврага человек семь немцев привели двух молодых женщин. Они спустились пониже в овраг, выбрали ровное место и стали по очереди насиловать этих женщин. Удовлетворившись, закололи женщин кинжалами, так что те и не вскрикивали, – а трупы так оставили, голые, с раскинутыми ногами.

Немцы постоянно проходили то внизу, то поверху, разговаривали. Все время стояла стрельба где то тут, рядом. Столько стрельбы, что Дине стало казаться, будто она всегда была, и вообще не прекращалась, что она и ночью была.

Они с мальчиком лежали, забывались, просыпались. Мальчик сказал, что его зовут Мотя, что у него никого не осталось, что он упал вместе с отцом, когда стреляли. Он был хорошенький, с красивыми глазами, которые смотрели на Дину, как на спасительницу . Она подумала, что, если удастся спастись, она усыновит его.

К вечеру у нее начались галлюцинации: пришли к ней отец, мать, сестра. Они были в длинных белых халатах, все смеялись и кувыркались. Когда Дина очнулась, над ней сидел Мотя и жалобно говорил:
– Тетя, не умирайте, не оставляйте меня.

Она с большим трудом сообразила, где находится. Поскольку стало опять темно, они выбрались из кустов и поползли дальше. Днем Дина наметила путь: по большому лугу к роще, видневшейся вдали. Иногда она забывалась, приподнималась, тогда Мотя цеплялся за нее, прижимал к земле.

Кажется, она теряла сознание, потому что однажды свалилась в овраг. Они не ели и не пили больше суток, но об этом мысль не приходила. Это был какой то шок. Так они ползли еще ночь, пока не стало светать. Впереди были кусты, в которых они решили спрятаться, и Мотя полез разведать.

Они так делали много раз, и если там все благополучно, Мотя должен был шевельнуть кустом. Но он пронзительно закричал:
– Тетя, не ползите, тут немцы!

И раздались выстрелы. Его так на месте и убили. На ее счастье, немцы не поняли, что кричал Мотя. Она отползла назад, очутилась среди какого то песка. Она сделала ямку, потом аккуратно засыпала ее холмиком, воображая, что хоронит Мотю, своего спутника, – и поплакала. Она была уже как помешанная.

Светало, и Дина обнаружила, что сидит, покачиваясь, прямо на дороге, что слева заборы, проулок, мусорная свалка.
Она бросилась ползком на свалку, зарылась в мусор, набросала на себя всяких тряпок, коробок, надела на голову драную корзину – «верейку», чтобы под ней дышать.

Лежала так, затаившись. Однажды прошли мимо немцы, остановились, закурили. Прямо перед собой, на краю огорода, она увидела два зеленых помидора. Чтобы достать их, надо было подползти. Вот только тут ей захотелось пить, и начались муки.

Она старалась думать о чем угодно, закрывала глаза, убеждала себя, приказывала не думать, а ее, как магнитом, поворачивало в сторону помидоров. Она не вылезла и пролежала дотемна.

Лишь в сплошной темноте выбралась, нащупала помидоры, съела и опять поползла на животе. Она уже столько наползалась, что, кажется, разучилась ходить на ногах. Ползла долго, провалилась в окоп с колючей проволокой, забывалась. Под утро увидела хату, за ней сарай и решила забраться в этот сарай.

Он не был заперт, но едва она влезла, во дворе тявкнула собака. Залаяли соседние собаки. Ей показалось, что лаяли сотни собак – так не нужен был ей этот шум.

Вышла сонная хозяйка, закричала:
– Тихо, Рябко!
Она заглянула в сарай и увидела Дину. Вид у хозяйки был хмурый, и когда она стала расспрашивать, кто такая Дина да почему здесь. Дина вдруг стала врать, что идет с рытья окопов, издалека, заблудилась, решила в сарае переночевать.

Спросила дорогу к коменданту города.
– А дэ ж ты була?
– У Билий Церкви.
– У Билий Церкви? И оцэ тут – дорога з Билои Церквы? Ну, ну…

Вид у Дины был, конечно, аховый: вся в засохшей крови, в грязи и песке, туфли потеряла еще в карьере, чулки изорвались. На шум вышли соседки, понемногу окружили Дину, разглядывали. Хозяйка позвала сына, мальчика лет шестнадцати.
– Ваньке, иды приводы нимця, мы ий, зараз покажем дорогу.

Дина стояла и понимала, что она не может побежать – сил нет, и потом эти бабы закричат, спустят собак. Хозяйку они называли Лизаветой. Немцы, видимо, были близко, потому что Ванько почти сразу привел офицера.
– Ось, пан, юда!
Офицер оглядел Дину, кивнул:
– Ком.

И пошел по тропинке вперед. Дина за ним. Он ничего не говорил, только поглядывал, идет ли она. Она сложила руки на груди, сжалась, ей стало холодно, болела правая рука – она была в крови, болели ноги – они были разбиты.

Вошли в одноэтажный кирпичный дом, где десятка два солдат завтракали, пили кофе из алюминиевых кружек. Дина хотела сесть в углу на стул, но офицер закричал – тогда она села на пол.Вскоре немцы стали брать винтовки и расходиться. Остался лишь один солдат – дневальный. Он ходил, убирал, показал Дине на стул: садись, мол, ничего.

Она пересела на стул. Солдат посмотрел в окно и подал Дине тряпку, показывая, чтобы она протерла стекла. Окно было большое, чуть не во всю стену, в частых переплетах, как на веранде. И тут сквозь окно Дина увидела, что ползала она вокруг да около Яра и попала опять в то же место, откуда бежала.

Солдат стал тихо говорить. Дина его понимала, но он думал, что она не понимает, и изо всех сил старался втолковать:
– Ты пойми хоть немножко. Начальство ушло. Я даю тебе тряпку, чтобы ты удрала. Ты вытирай окно и смотри в окно, куда удрать. Да пойми же, думмкопф, дурная голова!

Он говорил сочувственно. Дина подумала, что это не похоже на провокацию. Но тогда она была в таком состоянии, что не верила уже ничему. На всякий случай вертела головой с непонимающим видом. Солдат с досадой сунул ей веник и послал подметать соседний домик, где вообще не было никого. Дина заметалась, готовая бежать, но послышался шум и плач.

Явились офицер с Ваньком, сыном Лизаветы , ведя двух девушек лет по 15-16. Девчонки кричали, рыдали, бросались на землю и пытались целовать сапоги офицера, умоляли заставить делать их все, что угодно, спать с ними, только не расстреливать.

Они были в одинаковых чистеньких темных платьях, с косичками.
– Мы из детдома! – кричали они. – Мы не знаем, кто мы по национальности. Нас принесли грудными!
Офицер смотрел, как они валяются, и отодвигал ноги. Велел им и Дине следовать за ним.

Вышли на ту площадь, где раздевали. Здесь по прежнему валялись кучи одежды, туфель. За вещами, в сторонке, сидели тридцать или сорок стариков, старух и больных. Верно, это были остатки, выловленные по квартирам.
Одна старуха лежала парализованная, завернутая в одеяло. Дину и девочек посадили к ним. Девочки тихо плакали.

Они сидели под каким то уступом, а по уступу прохаживался туда сюда часовой с автоматом. Дина исподлобья следила за ним, как он то удаляется, то приближается. Он заметил это, стал нервничать и вдруг закричал яростно, по немецки:
– Что ты следишь? Не смотри на меня! Я ни-че-го не могу тебе сделать. У меня тоже дети есть!

К ней подсела девушка в гимнастерке и шинели – увидела, что Дина дрожит от холода, и прикрыла ее шинелью. Они тихо разговорились. Девушку звали Любой, ей было девятнадцать лет, она служила медсестрой и попала в окружение.

Подъехал грузовик с советскими военнопленными, у всех были лопаты. Старики в ужасе заволновались: неужели будут закапывать живьем? Но один из пленных посмотрел издали, сказал:
– Вам повезло.

Всех стали поднимать и загонять в кузов этого же грузовика. Двое солдат подняли старуху в одеяле и, как бревно, сунули в кузов, там ее подхватили на руки. Кузов был открытый, с высокими бортами. Один немец сел в кабину, другой в кузов, и четверо полицаев поместились по бортам.

Куда-то повезли. Трудно было усмотреть в этом какую-то знаменитую немецкую логику или последовательность: одних раздевали, других нет, одних добивали, других оставляли медленно умирать, тех везли сюда, этих отсюда…

Грузовик приехал на улицу Мельникова, где было большое автохозяйство. На просторный двор выходило много ворот гаражей и мастерских. Открыли одни ворота – оказалось, что там набито людей как селедок, они кричали, задыхались – так и вывалились из ворот. Среди прочих вывалилась старушка и сразу же стала мочиться под дверью. Немец закричал и выстрелил ей в голову из пистолета.

Парализованную старуху в одеяле вынули из кузова и сунули в гараж прямо по головам. С трудом, под крики и визг, немцы поднатужились и закрыли эти ворота, вкатив туда же и труп убитой, и стали озабоченно говорить между собой, что нет мест. Это сюда загнали на ночь толпу с улицы, и именно здесь люди сидели по нескольку суток, ожидая очереди на расстрел.

Дина понимала немецкую речь, слушала и соображала: что же дальше? Машина стала задним ходом сдавать из двора. Немец из кузова спрыгнул, остались четыре полицая: двое у кабины, двое у бортов, но они сели не у самого заднего борта, а ближе к середине. Они выглядели усталыми, но не злыми.

Дина и Люба стали сговариваться: надо прыгать. Будут стрелять – пусть. По крайней мере будет быстрая смерть, а не ждать очереди. Поехали быстро. Люба прикрыла Дину от ветра шинелью. Петляли по улицам. Оказались на Шулявке, двигались куда то к Брест-Литовскому шоссе.

Покрытая шинелью. Дина перевалилась через задний борт и прыгнула на большом ходу. Она упала, разбилась в кровь о мостовую, но с машины ее не заметили. А может, не захотели заметить?

Ее окружили прохожие. Она стала бормотать, что вот ехала, надо было сойти у базара, а шофер не понял, она решила спрыгнуть… Ей и верили и не верили, но вокруг она видела человеческие глаза. Ее быстро увели во двор.

Еще через полчаса она была у жены своего брата, польки по национальности. Всю ночь грели воду и отмачивали на ее теле сорочку, влипшую в раны.

Д. М. Проничева потом много раз еще была на краю гибели, скрывалась в развалинах, в Дарнице, затем по селам под именем Нади Савченко. Ее детей спасли люди, она долго разыскивала их и нашла в самом конце войны. В 1946 г. она была свидетелем обвинения на Киевском процессе о фашистских злодеяниях на Украине.

Долгое время она считалась единственной из расстрелянных в сентябре 1941 года 70 тысяч евреев. В 1968 году ей удалось выхлопотать маленькую квартиру в новом доме, и к ней приходил один киевлянин, сказавший, что он тоже спасся из Яра. Он тогда был совсем ребенком и вылез, как и Мотя, его скрывала украинская семья, он принял их фамилию, в паспорте у него стоит «украинец», и он никогда никому не рассказывал, что он из Бабьего Яра. Судя по деталям, которые он помнит, рассказ его правдив. Но он просто так посидел, повспоминал – и ушел, не назвав себя.

Цитируется по книге Анатолия Кузнецова "Бабий Яр", 1969.

пробивает насквозь, просто поражает

@темы: война

---

Аватар)

MORE]

@темы: юмор, флуд